|
Андрей Торопов
Уйди, уйди, моя депрессия
*** Уйди, уйди, моя депрессия, Оставь меня, я весь дрожу, С тобою мне совсем невесело И рифма тянется к ножу.
Но ритм идет какой-то песенный, И я сонетом дорожу, И мне так весело, так весело, Я лишь от счастия дрожу!
С. верит в авангардные Сонеты – может, в этом суть, И можно ритм перевернуть?
Так замолчите, строчки бардные, Я вас, отчаянно азартные, Заставлю, наконец, заснуть!
*** Земля пока еще вертится, Пока я на ней живу. И на меня не сердится, Когда я по ней реву.
Что мыльного расставания Я остро чувствовал боль. Прощала меня молчанием, Но мне говорить позволь.
Нескладно так, неумеючи, Но искренно, хоть в сердцах. Ночные Варфоломеичи Меня провожают в прах.
Ночные Варфоломеичи, Оставьте, я дальше сам. Скажите мамаше Медичи, Что я ее не предам.
*** А дальше была жизень, Такая пустая дрянь, А кто-то сказал - слизень, А кто-то сказал пьянь.
А дальше меньше на слог, Не надо писать жизень, Но снова больше на слог, А надо писать жизнь.
Запутался – путался я, Куда мне было идти, Когда вокруг все - пустяк, Когда вокруг все не ты.
Но слог меня лишний спас, И я не укорочу, Цирюльника медный таз, И мельница, и лечу.
*** Звуки со всех сторон Мой нарушают сон, И не дают уснуть, Справимся как-нибудь. Лучше я напишу Вымученную лапшу, Вечный поставлю шах – Пусть висит на ушах.
В цирке
«В библиотеке должно быть тихо», - Это запомнилось у Галустяна, Мы снимем новый ужастик «Стихо» На земляничной своей поляне.
«В библиотеку привел Сусанин Полчища жадной, голодной чайки» - Вот ты заговорил словами, И тебе тоже поставят лайки.
Серенький фильм одного актера С треском проваливается в прокате, Мы не поедем с тобой на море, С вышивкой сядем в домашнем платье.
В цирк в воскресенье с дитями сходишь, Только не смотришь на представленье, По фильму ужасов колобродишь И сочиняешь стихотворенье.
Вот ты и заболел словами, Больше не смотришь на голых женщин, В библиотеке гремишь цепями – Самый отесанный из деревенщин.
*** Хочется написать для Олега, Чтобы понравилося ему. Что-нибудь вроде «осеннего брега», Но не смогу или не пойму.
Хочется что-то сказать такое, Но не умею это сказать, Если бы был пистолет под рукою, Точно бы начал сейчас стрелять
По воробьям и бутылкам сочно, Чтобы кричали и бились те Над бесполезным моим подстрочным, Не получившемся на листе.
*** Не виноват я, что я ангел, ангел, Что я летаю над вами, летаю над вами, Что крокодилы в самом опасном Ганге, Плачут под песни мои своими слезами.
Что крокодилы? – плачут даже статуи Самого непонятного острова Пасхи, Яйца покрашены, крикнем же «Алиллуйя!», Я воскрешаю вас прямо к этой пасхе.
Падаю, падаю на недалекую землю Вас принимаю крепко в свои объятья, И вашим просьбам я бесконечно внемлю, Ангелы, люди… - все они сестры-братья.
*** За окошком белые березы, Две осины тоже без причины, Голые, как будто злые слезы Черствого холодного мужчины.
И чуть-чуть зеленым стало поле, Хотя рыжее еще без края. И цветочки желтые в подоле Женщина приносит нам из мая.
Женщины, мужчины и победа, Заезжаешь в Каменский район, Там, где не кончается надежда И сверкает в небе миелофон.
*** Ноги истерты в кровь, А впереди Матисс, Не продавай любовь, Не покажи стриптиз.
Сам-то ты, брат, с ленцой, Не улучшаешь строк, Правит тобой Сислей Или Альфред Ван Вогт.
*** Мальчик услышал Уитмена у Касоны, Только не знал, что это было - Уитмен. Мальчик, укравший горсть травы у газона, Что же ты вырос с горьким бальзамом «Биттнер»?
Кап-кап-кап-кап – на этот раз прокатит, Но все равно приводит к разрыву с сердцем, Слушай Шопена тот, кто ему заплатит, Так проводили много единоверцев.
Эти бальзамы, прочие панацеи Не помогают, если ты мертвый духом, Не убивают, делают нас сильнее, Быстро сгорают в нас тополиным пухом.
*** Мучило до утра В ожидании сна, Но ночь добра И ночь нежна.
Покупал портвейн И нигде не бывал. Рядом Эмори Блейн На полу спал.
Высказать, прокричать И, наконец, забыть. Не умею прощать, Но умею любить.
Восемь и класс второй, Очень грубая месть, Это было со мной И останется здесь.
Так пронеслись они – Розовые дни, И пришла она – Легкая седина.
*** Если бы было также на том свете, Как иногда на этом свете бывает, Значит, не зря мы ползали по планете, Значит, не зря мы бились здесь и страдали.
Мы запеваем эту песню о маках, А не о нас, лежащих в степях дебилах, Мы проходили жизнь в железных рубахах И мы уснули крепко в немых могилах.
И поспевают над нами сладкие маки, Мы с наркоманами вместе их собираем, Ходим за вами – верные, как Табаки, Добрыми эльфами рядом с вами летаем.
*** Приходи на нее посмотреть, Если даже бухая уже. Ты пила и гнала свою смерть, И встречала меня в неглиже.
Приходи на нее посмотреть, Если только живая еще. Ты ждала и гнала мою смерть, Остальное – неважно, не в счет.
Расскажи - с кем пила, с кем спала, И тебе я поставлю зачет. Я – топор, ты – тупая пила. Мы живые-живые еще.
*** Пересвет и Осляба – броненосцы-монахи в фильме Иштвана Сабо – от победы до плахи.
Олимпийской рапирой уколи себя в жопу за трагедию мира, за безудержный шепот
про красивые титьки флорентийской блудницы, про отлитые в слитки слезы самоубийцы.
*** Переведи бабушку через дорогу, Будущий, не миллионер, пионер. Помолись за то, что досталось, Богу, Будешь всем ребятам пример.
На берегах Онтарио бабушек нету, На берегах Онтарио - красота, На берегах Онтарио быть поэту – Пионером, открывшим два куста.
*** Обещал забить тысячу
мячей,
Он всходил спокойно на
эшафот,
Я болею только за
киевлян,
*** И Гаршин останавливает поезд Невыразимо красной красной тряпкой, Так, в памяти своей дырявой роясь, Я нахожу такие опечатки,
Которые в судьбе моей сыграли Невыразимо правильные роли, Которые любить не обещали И не приедут, если я устроюсь.
*** И в пустыне есть оазисы, Только это миражи. Про невиданные заросли Ты мне сказку расскажи.
Не напиться, не насытиться, Да дырявый мой носок. Замки из песка рассыплются, И останется песок.
*** Если бы я был пятнадцатилетним капитаном, Я бы уехал на Северный полюс, Но я являюсь тридцатишестилетним графоманом И даже имею медицинский полис.
Но как волнуют меня две эти буквы, Что иногда мне кажется, что Жюль скрыл разгадку, И Самюэль Вернон лишь фейк из бухты, Чтоб успокоить всех ложью сладкой.
И поэтому надо свистать команду И «Пилигрим» поворачивать к черту, Пусть здесь другие ставят пандус, Мы же уходим за песней мертвых.
*** Поэзия не эпичнеет До философского труда. Элегичнеет, лиричнеет, Не эпичнеет никогда.
И мы не будем эпичнеять, И мы останемся детьми. Балбесно будем чародеять Своими дряхлыми костьми.
Щелкино
* Крепость Эни-Кале, Рядом пивной ларек, Будешь жить на земле, Будешь не одинок.
Это будет потом, А пока пиво пей, Чтобы помнить с трудом Вывих, Пантикапей.
* Это ли Коктебель? Может быть, раза три. Вот и пришла метель, За окно посмотри.
Там ли галечный пляж И волошинский дом… Третий раз не отдашь, Это будет потом.
* В Новый Свет только два Раза я приезжал, Кружится голова С высоты этих скал.
С красоты этих скал, С пустоты этих бухт… Где коров проиграл Одинокий пастух.
* А еще Казантип – Дно пустого котла… Жуткий бесится тип, Если бы смерть спала.
Гудвин, где же ты был. Арчи, я и не спал. А тогда я любил Красоту этих скал.
* Магию этих слов И обложек от книг, Крымских тощих коров Я меняю на пик.
И запиканный стих Отправляю в окно. Пусть летит до своих – Поиграть в домино.
Ом
* Электроны и дырки – Это движется ток, Я такие опилки В голове уберег.
Но плюют на Ньютона Тараканчики в ней, Без суда, вне закона Я отвечу сильней.
* Чудаку Архимеду Поручили заказ, Чтоб от римлян к обеду Свою родину спас.
Он нашел только палку И погиб за страну, Архимеда не жалко, Начинайте войну.
* Если физикой можно Все грехи оправдать, То с Эйнштейном не сложно Сесть за стол и бухать.
Вы – простые солдаты, И Эйнштейн, и Манштейн, Потрудились, ребята, Наливайте портвейн.
* Сильных разумом сможем Новых мы нарожать, Ну, а Сахаров должен Солью камскою стать.
Ноль по Кельвину. Чердынь. Край вселенского зла. Привези ко мне, Герда, В муфте джоуль тепла.
Л.Л.
О, Тинторетто, Ты – чудо света, Ты был художник, Теперь ты дождик. И Боттичелли Придет в сочельник, И станет рифма Небесной нимфой. И будет радость, И будет старость, И смех поэта, И Тинторетто.
*** Зашнуруй шнурок, Маленький дружок, Ты – такой шнурок, У тебя "Дружок"*.
Группа «Комиссар» Яростно хрипит, Про ночной кошмар Правду говорит.
Ты уйдешь, и мне Будет не до сна. Это я вполне Получу сполна.
*** Таких, как он, не бывает, И больше таких не будет, Теперь, когда умирает – Никто его не осудит.
Он сделал все то, что сделал – Хорошее и плохое, Теперь умирает смело За сделанное собою.
Ну, что загрустили, братцы? Запойте погромче песню! Незнайка был тунеядцем, Но станет он всех известней.
А я - безыскусный Цветик Работаю – «пакля – рвакля», В одной из простых поэтик, В одном из пустых спектаклей.
*** «Разве смерть – это плохо?», - Кто такое сказал? Что дается от Бога – Выше всяких похвал.
Слаще чайного солнца Из таежной реки, Что нам тоже дается От походной строки.
*** Жизни радости мне заменил ночлег Темной ночью с любимой моей женой, Может быть, несчастный я человек, Что поделать мне с таковым собой.
Ночь проснется, выйдешь в ночную тьму, Возвращаешься - тоже сплошная тьма, Может быть, так нравится самому, Ну, а тьма, потому что теперь зима.
*** «Господи, если есть ты на небесах», Эта строчка такая красивая, Остальное – мысли в моих стихах, Мысли – это дело несправедливое.
Господи, если есть ты в моих стихах, Заверни их на тропу околесную, С беспричинной дрожью в моих руках, С безмятежной гладью твоей небесною.
Германика
1. Жизнь тебя потихоньку привязывает, А потом за это наказывает.
А когда ничего не хочется, Получаешь любовь и почести.
Этим-то она и привязывает, А потом за это наказывает.
2. Лера говорит и показывает, И никто ее за это не наказывает.
И за что ее, бедняжку, наказывать, Нечего ей больше показывать.
Все она уже показала, Жизнь меня уже наказала.
*** Степной Лев был сыном Али Зибака, И Зайнаб обрадовалась тому. А Далила умерла, как собака, И Зайнаб не огорчилась сему.
В нашей жизни также все происходит, И добро всегда побеждает зло. Солнце всходит. Падает. Снова всходит. Вырастает новое помело.
*** А андрей говорит Ему, - Ты зачем меня бросил здесь С этой женщиной на дому, С этим миром, который есть?
Какой есть, а другого нет, Было бы горевать о чем, Предыдущая строчка – свет, Остальные все – ни о чем.
Ни о чем эти песни и сны, И тупой прикол «ни о чем», Беспокойная грязь весны С тобой входит в счастливый дом.
*** Родина придает мне силу, А чужбина не лечит… И когда придет время идти в могилу, Я скажу одно только слово: «бесчеловечность».
Почему я скажу это слово? Потому что я везде его видел. Поиграй со мной, моя боссанова, Никого я в мире не ненавидел.
Тель-Авивский клуб литераторов
Объявления: |