Марина  ГУР

 

ТЕХНИКА  СЕКСА  КАК  ПРОБЛЕМА

 

-   Маринка, - сказала моя подруга Стелла, едва закрыв за собою дверь, у меня проблема.

-   Поздравляю, - сказала я, - это неопровержимо свидетельствует о том, что ты жива: проблем нет только у покойников, так что могу выдать тебе справку.

-   Ты шутишь, - Стелла уселась в кресло и достала сигарету, - а мне не до шуток: у меня серьёзная сексуальная проблема.

-   Ха! – сказала я, - вот удивила. У кого из женщин её нет. Я бы даже сформулировала это так: если у человека нет сексуальной проблемы, этот человек – не женщина.

-   Да ладно тебе, - сказала Стелла и посмотрела на бутылку коньяка, стоящую у меня на журнальном столике, - лучше налей нам по рюмке и выслушай. Если я не освобожусь от этого груза, я что-нибудь сделаю со своим Лёвкой.

-   Ладно, - сказала я, разлив коньяк и усаживаясь напротив Стеллы, - излагай, я слушаю.

- Прежде всего должна тебе сказать, - начала моя подруга, что эта проблема возникла у меня недавно. Можно даже сказать, что и появилась-то она по моей собственной вине. Как-то ночью, после… ну, ты понимаешь, находясь в состоянии «глубокого удовлетворения», как любил говорить наш бывший вождь, я и сказала Лёвке, что большинство моих подруг неудовлетворены своими мужьями и, за редким исключением, жалуются на их невнимательность и – как бы поточнее это сказать – неизобретательность, что ли… А одна так прямо и сказала, дескать, единственное, что я испытываю со своим в постели, это скука. Ты понимаешь, я хотела Лёвку похвалить в том смысле, что он на этих козлов не похож, но ты же его знаешь – в нём пропасть положительных качеств, но полное отсутствие чувства юмора: то есть, он всё, абсолютно всё, воспринимает серьёзно. Короче, когда он на следующей неделе натащил домой  с десяток книг про секс, об интимных отношениях и всяких там «Чего хочет современная женщина?», я ещё посмеивалась и острила, что «науки юношей питают», хотя и остерегаясь продолжать, что «отраду старым подают» (моя подруга Стелла особа начитанная, хотя иногда и безбожно перевирает цитаты), а потом мне стало не до шуток. Я и сама таких книжек в своё время прочитала не одну и не две, и выяснила, что у нас с Лёвкой в этом смысле полная гармония, а потому к этой литературе больше и не прикасалась. А этот… сидит и штудирует. А через пару недель у нас начались «практические занятия» - в этом и есть моя проблема. Не буду тебе о слишком уж интимных подробностях, но раньше было так: когда мы начинали, я уже очень скоро отключалась, то есть, отключалась голова и дальше было всё хорошо до обязательного оргазма. Лёвка мне что-то там говорил, но это было как фон – очень приятный, но фон.

- По-моему, Стелла, ты гневишь Бога. Тысячи женщин на твоём месте… - начала я, но она перебила:

- Да нет, ты дослушай. Так вот сейчас, начитавшись этих пособий, перед тем, как сделать что-нибудь, что он раньше делал, не задавая вопросов… так вот теперь он меня обязательно спрашивает, а ты не против, дорогая, если я?.. А у меня, представь, в это время нет решительно никакого желания разговаривать. Но этот настырный отличник сексуальной подготовки спрашивает до тех пор, пока я не отвечу… да ещё и после этого обязательно спросит – а, может быть, тебе будет  лучше так? – и не отстанет, пока я не отвечу и на это. Ты понимаешь, Маринка, если раньше я себя чувствовала в постели женщиной, желанной женщиной и всё, то теперь я себя чувствую студенткой на экзамене, да ещё к тому же плохо подготовившейся. Что мне делать, если я человек вполне традиционный и супружеская постель меня вполне устраивает? А он начитался этой мути и теперь постоянно предлагает мне для этой цели журнальный столик (она с ненавистью покосилась на мой – теперь уже без бутылки), кухонный стол и капот нашей «мазды». Хорошо хоть, что не шкаф. Может, кому-то на капоте и хорошо, но у меня после  восьми-девяти часового сидения за столом в моей шарашке попросту болит поясница, и после капота я просто пересяду в инвалидное кресло. Нет, я понимаю, техника, ну вообще какое-то знание об этом, разумеется, нужно, но ведь главное-то всё-таки в том, любят два человека друг друга или нет. А всё остальное… приложение к этому, но уж никак не главное.

- Слава Богу, моего совета моя подруга не ждала и, допив коньяк, сиротливо стоявший на столе во время её монолога, улетела так же стремительно, как прилетела. Обдумать её проблему мне помешал вернувшийся из школы сын, а после кормёжки чада и обязательных вопросов о школе, муж, потребовавший свою – и немалую – долю заботы и внимания. Только уже ложась спать, я вспомнила о Стеллкиной, согласитесь, не самой распространённой проблеме и со смехом рассказала её мужу.

- А что, - сказал мой благоверный, - хоть это и смешно, но проблема-то серьёзная, - и как-то слишком внимательно посмотрел на лежащий в нашей спальне на полу старый изрядно полысевший ковёр. Проследив за его взглядом и буквально ощутив лопатками прикосновение этого персидского монстра, я впервые подумала, что, наверное, не всегда стоит рассказывать мужу то, что я слышу от своих подруг.


 

Марина  ГУР

 

  ВЕРКА, ВЕРА  И  НАУКА

 

 

 Недавно женился сын моей подруги. Женился на девушке эфиопке. На свадьбу я по каким-то причинам, хотя и была приглашена, не попала, позже подруга показала мне свадебные фотографии и видеокассету. Жениха – Гришку – я знала много лет, а невесту увидела впервые. Красавица, какие нередко встречаются среди эфиопок: европейское, даже как будто еврейское, лицо цвета светлого шоколада и прелестная точёная фигурка.

Но рассказать-то я хочу о другом, о том, что навеяли мне эти фотографии. То, о чём я сейчас расскажу, произошло за три-четыре года до репатриации в моём родном городе с моей одноклассницей (естественно, бывшей) Веркой. К нам она пришла поздно, классе в девятом, так что особо подружиться мы не успели, но отношения сложились хорошие, не в последнюю очередь потому, что Верка была человеком лёгким и склонным к озорству. Дома мы друг у друга не бывали, но, повстречавшись, всегда останавливались поболтать.

В одну из таких встреч лицо Верки было непривычно серьёзным и – как ни мало подходило к ней это слово – сосредоточенным. На мой дежурный вопрос «Как дела?» Верка мрачно ответила «Как сажа бела» и предложила зайти в кафе, благо повстречались мы прямо у входа в это заведение. Зашли, заказали кофе, я закурила, после чего Верка задала мне необычный вопрос. «Слушай, - сказала она, - ты читала о такой штуке, название я забыла, там смысл в том, что у женщины может родиться ребёнок от мужа или любовника, не важно, похожий на мужчину, с которым она спала задолго до этого, что-то в женском организме сохраняется, в общем, ты поняла… Что ты об этом думаешь, можешь ты в это поверить?»

«Как же, - сказала я, - и слышала и читала. Только я в таких делах не советчик и не ответчик: для меня всё, что не гуманитария, китайская грамота, ничего в этом не понимаю. А поверить? – почему и не поверить? Наука такая вещь… Если об этом пишут как о факте, так оно, наверное, и есть. Да тебе-то в том какой интерес?»

«Понимаешь, - сказала она,  тут дело вот какое. У меня до мужа был роман с нигерийцем. Как ты понимаешь, не платонический. Я как прочитала статью, сразу о нём вспомнила. А что, если я от своего Сашки негра рожу? То, что у меня до него был негр, ему до фени, он, слава Богу, не расист, да и помнит, что взял меня не девочкой… А вот поверит ли, если чего… Я на всякий случай статью-то вырезала…»

Больше ничего в нашем разговоре примечательного не было, я и об этой статье вспомнила-то только тогда, когда до меня дошёл слух, что Верка родила чернокожего младенца, после чего её русский муж, слегка похожий на прибалта, но ни на кого южнее, с ней развёлся, предварительно, как утверждали злые языки, надавав ей «по наглой рыжей (Верка была рыжей «златовлаской» с зелёными глазами) морде».

Вскоре я сменила работу, новая была связана с командировками, короче, Верку я повстречала на улице, как всегда случайно, года через три после нашего с ней последнего разговора. Выглядела она так же хорошо, ничуть не изменившись, одета, правда, не в пример прежним временам, дорого, зато мордашка была такой же, как всегда, милой и склонной к улыбке. Рядом с ней шёл мужчина крепкого сложения с лицом, как тогда говорили, не отягощённым интеллектом, в принятом у средней руки бизнесменов малиновом пиджаке. Верка держала его под руку, а второй тащила прелестного курчавого мулатика лет двух. Увидев меня, она оставила мужчину у витрины с электроникой и подошла ко мне.

«Какой прелестный малыш! - сказала я после приветствий, - Как назвала?» «Витенькой, - сказала Верка, -  хотела назвать Сашей, в честь мужа, но не успела – ушёл, гад, не поверил ни мне, ни науке». «Эге, подруга, - сказала я, - теперь я понимаю твой вопрос про наследственность, ты, как я догадываюсь, уже тогда была беременна, чего я, по правде сказать, не заметила. А говорила, что негр был у тебя до мужа…»

«Да как её заметить, если ей было месяца полтора… А насчёт того, что до мужа, - тут она весело рассмеялась, - так это чистая правда: недели за три до его приезда из командировки. А аборт мне врачи запретили категорически: сказали, что бесплодие в этом случае гарантировано».

«А этот?»– я кивнула в сторону витрины. «А это Коля, законный супруг, - она посмотрела в ту же сторону и сделала ему знак подождать, - солидный человек, бизнесмен, меня очень любит и балует, и к Витьке относится прекрасно. Короче, всё у меня сейчас тип-топ. И знаешь, чем ещё хорош? – в Веркиных глазах запрыгали знакомые мне бесенята, - тем, что у него образования – неполных девять классов. Поэтому в науку верит, как в Господа Бога» - и чмокнув меня в щёку, Верка поспешила к своему «новому русскому», то есть, я хотела сказать – к своему новому мужу.

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 Марина  ГУР

 

 

  А  ЕСЛИ?

 

 

Так уж получилось, что мой дом стал неформальным клубом «невесёлых и неотходчивых» для моих подруг. Ей-Богу, если бы я с самого начала стала записывать истории, которые слышала от членов этого клуба, у меня уже было бы собрание сочинений – куда там модному Пелевину! На сей раз от старой своей подруги я услышала следующее. Подробности опускаю, вкратце передаю суть.

«Ты знаешь, - говорит она, - что я выскочила замуж почти сразу после школы. Как дура, в жизни ничего не повидавшая и не понявшая. Жили мы с мужем… ну, жили как все. Через пару лет моего мужа послали в Алжир – советские специалисты там что-то строили. Я не возражала, хотя командировка была на два года. Но ты помнишь, это тогда считалось удачей: потом можно было купить квартиру или машину, да и шмотки импортные что-то тогда значили. Год я верно прождала своего мужа, а потом встретила ЕГО… Тут главное было в том, что мы были знакомы раньше, даже, когда были подростками, были немножко друг в друга влюблены. Значит, встретились. Он вообще-то красивый, очень интересно говорил, и абсолютно не похож был на наших с мужем знакомых, у которых на уме были только квартира и машина и прочее в том же роде. Ну, ты знаешь, молодой женщине много ли надо. Да если ещё учесть год воздержания. Короче, всё, как и следовало ожидать, произошло. Уходить от мужа у меня вначале и мысли не было, но, знаешь, потом, после всего, меня так страшно потянуло к моему… как тут сказать… любовнику, что скажи он мне: «Брось всё и иди за мной» - всё бы бросила и пошла. А он, представь, мне это через некоторое время и сказал. Вот так. И я уже почти готова была это сделать – да в это самое время вернулся муж. Два года не виделись, ты же понимаешь, сразу человека ошеломить не хотелось, в общем, пару суток мы с ним провели в постели, а когда я, наконец, примерно через месяц, решилась ему сказать, что я ухожу, выяснилось, что я беременна, эти проклятые двое суток сказались.

Рассказала возлюбленному. Он сказал: «Рожай, возьму тебя и с ребёнком». Но я-то видела, что это моё известие его ударило, и что лучше было бы мне сделать аборт. Даже, представь себе, пошла куда надо, анализы все сделала и очередь заняла. А потом как увидела, как женщины из этого заведения выходят, так перепугалась, что в себя только в двух кварталах оттуда и пришла.

После этого думала, думала – и решила: незачем мне на своего любимого детей не его вешать, хватает у него забот и без этого. Осталась с мужем, родила Соньку, вот, собственно, и всё.

Сейчас мой любимый, надо уже, наверное, сказать «бывший», тоже в Израиле, и даже со мной в одном городе. Мы встречаемся, его жена ничего о нашем прошлом не знает, так что, можно сказать, дружим семьями. Но иногда, когда мы вместе, я вдруг посмотрю на него и кажется мне, что прожила бы я с ним жизнь лучше и интересней, чем со своим мужем, и на душе становится так муторно, хоть плачь. А потом я думаю, что ведь в этом случае у меня не было бы Соньки, у которой уже три года растёт своя Ринка (дали ей израильское имя Ринат), и от своих тех мыслей прихожу в ужас, и ругаю тогда себя последними словами. А в голове моей подлой всё равно вертится мысль: «И всё же – если бы?…»

Такая вот история, для женщин, надо сказать, совершенно обычная. Когда-то я навсегда запомнила строки ленинградского, очень хорошего, хотя и малоизвестного поэта Глеба Семёнова: «Ведь это так редко у женщин: Проснёшься – а рядом любимый». Вот кто нас понимал. А потом вспомнила Соньку, выросшую почти что на моих глазах, и её кроху Ринат, говорящую на забавной смеси русского с ивритом, и подумала, что моя подруга сделала всё правильно. С тем я и успокоилась, а потому и не уследила за тем, что в мою голову проскочила вредная мыслишка: «И всё же – а если бы?…».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 

  Марина  ГУР

 

  ПОДРУГИ

 

 

- Я хочу тебе рассказать историю, которая приключилась со мной шесть лет тому назад, ну да, Аркашке моему четыре, значит, правильно, шесть лет… - Лена отхлебнула кофе, затянулась сигаретой и аккуратно затушила окурок «Мальборо» в пепельнице, переполненной окурками «Парламента», которые одну за другой курила Ирина.

- Господи, Ленок, ну какая у тебя может быть история? Твой Олег – если рядом с ним пройдёт Шарон Стоун – он её и то не заметит. Я не знаю, какой он хозяин и прочее, но уж в смысле верности… Ты просто сама не понимаешь, какая  ты счастливая. А я… я как раз понимала – это я говорю о своём Мишке – понимала, да, как оказалось, неправильно. Если бы ты видела его… эту. Мне её показали – ни рожи ни кожи. Личико, правда, смазливое, но…  И главное, ты представляешь, сразу после нашего отпуска, который был… мне казалось, что даже в медовый месяц мы с Мишкой меньше… А какие слова он мне говорил! Нет, не могу об этом спокойно…

- Вот и хорошо, не говори, а послушай. Это было, как я уже сказала, шесть лет назад. Тогда я дружила с Ларисой, ты её помнишь, редкий вечер она проводила не у нас. Ты знаешь, как соперницу… да что там, даже как опасность я её не воспринимала. Во-первых, лучшая подруга, а во-вторых, серая такая мышка, мужчины на неё не западали, помню, скольких я с ней перезнакомила, и всё впустую. Так вот однажды, когда Олег уехал в двухдневную командировку, я решила зайти к ней, как-то упустив из виду, что она должна была тоже уехать навестить мать в другом городе и тоже на два дня, но даже мысли чёрной у меня по этому поводу не возникло.  Да и вспомнила я об этом только перед её дверью, которая, кстати сказать, почему-то оказалась открытой. Не настежь, конечно, но что она не закрыта на ключ, было видно. Зная Ларкину рассеянность: дверь она вполне могла забыть закрыть – я решила войти, посмотреть, всё ли там в порядке. До сих пор не знаю, хорошо, что я так сделала, или нет. Ну, да сейчас я не об этом. В гостиной света не было, а в спальне… Ты знаешь, это как-то сразу чувствуется, есть за дверью кто-то или нет. А то, что комната не пустовала, было слышно. Звуки были совершенно недвусмысленные: я поняла, что у моей подруги мужчина, и что они сейчас в постели… в общем, понятно. Помню, что подумала о том, что Лариса наконец-то кого-то себе нашла и ещё порадовалась: слава Богу! Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я ушла в ту же секунду, но я задержалась – всего на чуть-чуть. И этого чуть-чуть хватило, чтобы через минуту, после особо характерного стона, дверь открылась, и передо мной предстала нагишом моя лучшая подруга, а ещё через секунду за её спиной вырос… мой Олег с обмотанным вокруг бёдер полотенцем. Сначала мы все трое стояли как вкопанные. Потом она что-то говорила, он, по-моему, тоже, но я… я ничего не слышала и ничего не понимала. Вернее, я понимала одно, что мой мир рухнул, и что у меня под ногами не твёрдая земля, а пустота. До сих пор не могу вспомнить, как оказалась дома. Хорошо ещё, что был вечер, транспорта почти не было, не уверена, что днём добралась бы невредимой. Дома я совершенно автоматически, как сомнамбула, собрала вещи Олега в чемодан, и когда он, не знаю, через сколько времени, пришёл и стал что-то путано объяснять, вручила ему чемодан и захлопнула дверь. Не буду тебе рассказывать, как я прожила неделю – у тебя сейчас, наверное, что-то в этом роде, с той лишь разницей, что ты можешь рассказать всё своей подруге – мне – а для меня этот вариант был закрыт. А через неделю ко мне пришла она – Лариса – моя лучшая подруга, которая увела у меня, соблазнила, назови как хочешь, моего любимого мужа, моего Олега. Я была ещё в таком горе, что её даже не воспринимала как врага: враг мой был – моя жизнь, которая вдруг разлетелась вдребезги, на мельчайшие кусочки, такие мелкие, что даже склеивать их не стоило. Я не могла говорить, но слушать, слушать я уже могла. И вот что она мне сказала: «Я прошу у тебя прощения, хотя понимаю, что ты меня не простишь, но я всё-таки хочу тебе объяснить. Ты знаешь, что я одинока, по-серьёзному у меня никого нет. Но, представь себе, так было не всегда. Был у меня один… Андрей, в общем, имя не важно, ты всё равно его не знаешь, это было давно. Я его любила и думала, что он тоже меня любит, по крайней мере, он не уставал мне это повторять. И вот в один, не знаю, как его назвать, вечер, я, как и ты, застала его со своей лучшей подругой. Что я почувствовала, ты, к сожалению, понимаешь. О подробностях я не буду, хотя, не скрою, были даже мысли о самоубийстве – я ведь не такая красивая, как ты: всё, и мужчины в том числе, давалось мне куда тяжелее. Я просто хочу тебе рассказать, как он… Андрей объяснил свой поступок. Это было, когда я уже была в состоянии что-то слушать и понимать. Так вот, он сказал мне, что любит меня по-прежнему, но что моя подруга – это не случайность, не роковая ошибка и тому подобное, а что мужчина, когда он любит женщину, по-настоящему любит, то ему хочется обладать ею полностью не только в постели, но и её окружение, её подруги как бы тоже входят в этот круг мужских желаний. Сейчас мне кажется, что я понимаю то, что он сказал, но тогда моей единственной мыслью было – как он мог!? Короче, я выгнала его и… с тех пор одна… если не считать двух, всего двух встреч с твоим Олегом. Который, поверь мне, любит только тебя, как мне ни горько это сознавать». Она ушла, – продолжила Лена, - а я… стала думать. Наверное, нет смысла рассказывать тебе всё, что я передумала, но когда ещё через неделю пришёл Олег и стал говорить, что любит меня одну, что его попутал бес и ещё какую-то ерунду (а он в первую неделю приходил каждый день и просил прощения, и я его, даже не дослушав, выгоняла) я… я впустила его и, как видишь, мы живём так, что многие считают нас идеальной парой, парой без серьёзных проблем. А ещё через год родился Аркашка. И ещё что я хочу тебе сказать: я вовсе не живу так, как будто всего того, о чём я тебе рассказала, не было. Нет, я помню всё, что было, но сейчас, когда я вспоминаю эту историю, я говорю себе, что жизнь сложная штука, и уж во всяком случае сложней, чем мы, молодые женщины, о ней думаем. Поэтому постарайся успокоиться, понять не только себя, но и своего Мишку, и даже, может быть, ту, у которой «ни кожи ни рожи». И если твой Мишка вернётся, а я думаю, что он вернётся, - впусти и прости.

- Вернётся! – фыркнула Ирина, - он уже три дня торчит под моими окноми.

- Значит, я тебе не предлагаю вторую чашку кофе. Шлёпай домой и, ради Бога, перестань смолить сигареты одну за другой. Если вам суждено сегодня поцеловаться, твой поцелуй может оказаться ядовитым.

- Ничего, сказала Ирина, - перебьётся, кобель несчастный!  Однако едва начатую сигарету потушила, а ещё через минуту Лена услышала с лестницы дробный и,  главное, быстрый стук её каблучков.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Марина  ГУР

 

  ПРОФСОЮЗНАЯ  ИСТОРИЯ

 

 

-   Слушай, Машка, - сказала я как-то своей подруге, - а как ты познакомилась со своим Женькой? – Ты никогда мне об этом не рассказывала.

-   История довольно смешная. Познакомились мы не где-нибудь, а в профкоме, помнишь, были такие на доисторической…

-   В профкоме? Что тебя туда занесло? Небось, льготную путёвку выбивала?

-   И вовсе даже не из-за путёвки. Пришла, как настоящая советская женщина, жаловаться на мужа, чтобы профком на него подействовал, в смысле, вернул в семью. Я бы и в партком пошла, но в партии ни я, ни мой тогдашний благоверный не состояли.

-   Так Женька у тебя не первый? Я и не знала.

-   Теперь будешь знать. За Диму, своего первого, я вышла замуж ещё в институте. Перевелся к нам на третий курс откуда-то высокий красавец с томным взглядом, все девки группы сразу вокруг него запрыгали, тут я и решила: будет мой! А моё слово – кремень: если я что сказала – так и будет. Так что никуда он от меня, болезный, не делся, а я только через полгода поняла, что он круглый дурак, только что красивый. Мне бы это понять ещё тогда, когда он мне предложение сделал через две недели после первой встречи – да у меня у самой ума тогда было не больше. Нет, хлопот он не доставлял – валялся всё время на диване перед телевизором, с перерывом на лекции да на сон. Ни вреда ни пользы. И когда после института нас распределили на одно предприятие, тоже ничего не изменилось, только вместо лекций работа. Довольно быстро мне стало ясно, что с таким мужем я долго не проживу, но тут, представь, случилось невероятное: мой «морепродукт» - так я его называла за специфический, скажем так, темперамент – нашёл себе какую-то бабу – хотя, думаю, это скорее всего она его по такой же, как у меня, дури подцепила – и запросил развода. И тут меня взяло за живое. Да не просто взяло, а аж до сумасшествия: как это так?! – Никчёмный тип, которого я не сегодня - завтра собиралась бросить ко всем чертям, сам меня бросает! Ну нет, думаю, не бывать этому, фиг он у меня развод получит! А у меня слово – ты сама знаешь… Скандалить с ним было как с садовой улиткой – втянет голову в плечи и молчит. Так я пошла обычным советским путём: начальство, профсоюз и всё такое. А профоргом у нас был, как я тебе уже сказала, мой – ну, тогда ещё не мой – Женька. Не сказала? – Ну, так сейчас говорю.  Вот я и стала регулярно к нему ходить и требовать: верните бедной женщине, то есть мне, мужа. Я, значит, плакалась и требовала, а он не очень уверенно обещал и утешал. Так я туда и ходила, пока не заметила, что плачусь и жалуюсь с удовольствием, очень мне нравилось, как Женька меня утешает. Таким макаром я и капала ему на мозги, пока однажды он не потерял терпение, не встал из-за стола – я, естественно, тоже встала – не схватил меня за плечи и не стал трясти, говоря «Да как ты, дура, не понимаешь, что твой муж полное ничтожество, что он мизинца твоего не стоит, тебе не плакать – радоваться надо, что нашлась идиотка, которая тебя от него освободит!» И представляешь, мне так этот процесс – когда он меня тряс – понравился, прямо чуть не до оргазма, особенно по сравнению с моим «морепродуктом», что, когда он остановился, я вместо того, чтобы возмутиться и гордо уйти, элементарно пала к нему на грудь, после чего последовал «страстный и продолжительный», как пишут в романах, поцелуй. И продолжался он до тех пор, пока мы не услышали, что в профком кто-то зашёл. А зашёл не кто иной, как Марь Викторовна, исключительная стерва и грымза, «сарафанное радио» нашего предприятия. Так что на следующий день весь коллектив знал, что мы с Женькой были застигнуты на рабочем месте «в интимной позе». Всё это оказалось, что называется, к счастью, потому что Женька вообразил, что теперь, как порядочный человек, он обязан на мне жениться, а я, как ты понимаешь, не возражала, так что через некоторое время мой Дима получил развод, а я любимого мужа. А кроме того, из-за этой истории нам пришлось уйти из нашей изрядно надоевшей конторы, в чём тоже был свой плюс, даже два. Во-первых, без работы мы быстрее дозрели до Израиля, а во-вторых, я перестала каждый день видеть довольную рожу своего бывшего благоверного, что, могу тебе признаться, всё ж таки действовало мне на нервы. В Израиле у нас пошло, как у всех, в общем, нормально. Игорёк, как ты знаешь, уже полгода в ЦАХАЛе, Женька работает на сносной работе, я тоже, так что живём – не жалуемся. Только одно меня стало в последнее время беспокоить. Ты заметила эту последнюю девичью моду – носить брюки на уровне лобка, так что весь живот голый? Так вот мой супруг стал что-то слишком часто на них оборачиваться. Я как в третий раз это заметила, так прямо ему и сказала, чтобы он свои профсоюзные привычки бросал – женщин утешать. Как узнаю про что-нибудь подобное – возьму у Игорька автомат и расстреляю его как последнюю хизбаллу. А моё слово он знает.

После Машкиного ухода я подумала, что вот, вовсе не все мои подруги несчастны в личной жизни, есть и счастливые, даже если это не совсем осознают. А потом решила, что всё же будет не лишним позвонить Игорьку и предупредить, чтобы он на побывках подальше прятал свой автомат. Слово у его мамашки, как известно, кремень: если что-нибудь пообещает – обязательно (хас вэхалила!) так и сделает.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Марина  ГУР

 

  ЗОЛУШКИ

 

 

К визитам моих подруг с двумя баулами неприятностей я привыкла: наверное, есть во мне что-то, что побуждает моих знакомых прислоняться ко мне, как к той каменной стене, поверять свои проблемы и плакать в жилетку. «Ты сильная женщина» - знали бы вы, сколько раз я слышала о себе эту ненавистную фразу. И знали бы вы, сколько я приложила усилий, чтобы свои неприятности перестали мне навешивать мужчины – «сильный пол», не к ночи будь сказано. Когда моя пятая блузка намокла у меня на груди не от любовного пота, а от очередной «скупой мужской слезы», я сказала себе: «Марина, с этим надо кончать, иначе ты скоро станешь матерью большого взрослого мужского семейства». Долго рассказывать, как тяжело мне давались беззащитный взгляд и девичий румянец при одном нескромном намёке, но я себя переборола, и если сейчас какой-нибудь мужчина слишком пристально смотрит на мою грудь (не скрою, весьма красивой формы), то я наверняка знаю, что это не с целью на ней поплакать. Но хватит об этом.

А вот что касается женщин, то здесь я себе позволяю и выслушать их жалобы и – иногда, когда вижу в этом смысл, – дать дельный совет, в том, конечно, случае, когда у меня его спрашивают.

Вику я знаю много лет, но история, которую она мне рассказала, произошла очень давно, до нашего знакомства, так что мне она была внове. История, в общем-то, самая простая и обычная. Когда ей было двадцать лет, у неё был парень, которого она очень любила. Любил ли он её, она не знает до сих пор, но говорит, что он был с ней  необыкновенно нежен. «Необыкновенно нежен» - повторила она в разговоре несколько раз. Она, естественно, хотела за него замуж, а он не хотел жениться. «Не хотел жениться не на мне, - сказала она, - он не собирался жениться вообще, потому что был диссидентом и ожидал для себя суровую и полную лишений судьбу. Так, в общем-то, и было. Я-то готова была разделить с ним любую судьбу, но он твердил, что не имеет права и всё такое. В общем, мы расстались. Через некоторое время я вышла замуж, потому что пора, да и детей заводить не в шестьдесят же лет. С мужем мы прожили недолго, года четыре, сына я всё же родила. Развелись, ребёнка растила одна, были, конечно, романы, но всё это было не то, не как с ним, с тем… Потом опять вышла замуж – уже за серьёзного человека, вдовца. Живём ничего, нормально. Надо тебе сказать, что тот, любимый, иногда звонил мне, редко, раз в 3 – 4 года. И вдруг сейчас, ты понимаешь, почти через тридцать лет он стал звонить мне часто, вспоминать наше с ним общее время. Нет, он не зовёт меня развестись с мужем и вообще к себе, у него у самого жена и дочь, уже взрослая, и даже внуки. Он просто вспоминает и вспоминает с такой нежностью… Недавно позвонил и стал говорить, что всё время вспоминает меня и скучает. Может, у меня настроение такое было в тот день, только я расплакалась как дура. Не то что уж совсем в голос, нет, я думаю, что он даже не заметил, что я всё время проглатывала комок… А ведь столько лет прошло. И вдруг… слёзы. И я даже могу тебе сказать, почему. Потому что я вдруг подумала, да нет, не подумала, я вдруг ясно ощутила, что жизнь, настоящая жизнь с настоящей любовью, - та, когда живут с любимым и рожают от него детей а потом вместе тетёшкают внуков, - эта жизнь прошла мимо меня. Я вдруг почувствовала себя Золушкой, которая ожидала карету из тыквы и туфельки из хрусталя, а получила просто тыкву и старые разношенные шлёпанцы».

Вот так. Сказать мне на это было нечего, да Вика ничего от меня и не ждала. Только ночью, когда я мучительно пыталась заснуть рядом с храпящим мужем, я вдруг подумала – вспомнила, что и я за своего храпуна вышла из-за обиды на Виктора, которого верно ждала из армии, а он привёз оттуда жену, и что Виктора я тоже встретила не так давно в нашем каньоне, хотя и без жены, но с двумя детьми… «Ладно, - сказала я себе, - Золушка… Завтра рано на работу, поэтому кончай свои глупости и спи». И, приняв снотворное, я решительно повернулась на правый бок.

 

Марина  Гур (Гуревич Марина Соломоновна). Родилась в Ленинграде в 1968 году.

Окончила ЛИТМО (Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики). Работает техническим переводчиком в частной фирме. Писать начала в двадцать пять лет. Сначала – недолгое время – стихи, потом перешла на прозу. «Женские истории Марины Гур» печатались в нескольких журналах, в основном женских. Живёт в Санкт Петербурге.

 

 

 


Оглавление номеров журнала

Тель-Авивский клуб литераторов

 


Рейтинг@Mail.ru

Объявления: