Сергей А. Кузнецов

 

Двадцать три и я

(печатается НЕ на правах рекламы)

 

- Эй, Лариска! – сказал я своей жене Ларисе, - наплюй!

- На тебя, что ли?

- Пока что сюда вот, в пробирку. Пять миллилитров, будь ласкова!

- Это ещё зачем? – она подозрительно прищурилась, - опять гадость какую-нибудь замышляешь? 

- А как же! На чистую воду вывести хочу: есть ли в тебе хоть капля еврейской крови? А во мне – русской?

- Это ты чего – по слюне угадаешь?

- Ага. Компания такая открылась – «23 and me» называется, основана, между прочим, супругой самого Сергея Брина, который – Google. Я им, кровопийцам, 200 долларов уже заплатил, как одну копеечку. Пробирки вот прислали. Сейчас наплюём и отправим, a они там, у себя, ДНК нашу выделят и много кой-чего про нас разузнают. Откуда мы есть пошли, так сказать. Лично я родственников неизвестных откопать собираюсь (забегая вперёд, скажу, что, и вправду, нашёл: целых двух, троюродных).

На следующий день жена вернулась домой оживлённая: – Слышь, a Лёня уверен, что он еврее тебя!

- Какой ещё Лёня?

- Да Коган же! Они с Олькой, оказывается, месяц назад ещё отправили. Он, реально, из этих ваших каких-то там священников, которые никогда ни с кем не смешивались. Говорит, он еврей на все сто!

- Ну и пожалуйста, я за лаврами не гонюсь. Только, если он проценты имеет в виду – это вряд ли! Ста процентов вообще не бывает. Ни у кого. Предки наши, конечно, религиозными были, но всёж-таки не святыми! И жили тоже не среди святых. Чтоб за много веков – ни единого усыновления, смешанного бракa, измены, изнасилования? Да чего гадать, подождём - узнаем.

- Сколько ждать-то теперь, месяца два?

 

                                             *          *          *

 

Едва забрезжил рассвет, но в доме реб Мойши дер кузнеца, что на Пробойной улице, уже бурлила жизнь.   Хозяйка, Фейга-Тема, щупленькая, подвижная женщина с лицом, изрезанным тонкими морщинками, и острым, хрящеватым носом, ссутулилась над столом, при свете одинокой свечи выбирая косточки из большoй, разрезанной пополам щуки. К вечеру ожидали гостей – не каждый день случается такой праздник! Сам Мойшe, широкоплечий и заматерелый, молился в углу, прикрыв волосатой рукой свои прозрачно-голубые глаза, а заодно уж и крупный, картошкой, нос. Буйная, рыжевато-серебристая борода росла от самых его глаз; круглая лысина выглядывала из-под чёрной кепы. Белый талес с двумя широкими синими полосами, наброшенный на плечи, и пара чёрных кожаных тфилинов, укреплённых на лбу и на левой руке, довершали молитвенное облачение.

- Шма Исраэль Адонай Элохэйну Адунай эхад! – шептал старик, - Барух Шем кевод малхуто леолам ваэд. Пинхеле, - обратился он к малышу, сновавшему от матери к отцу и обратно, - угомонись уже, наконец, хватит носиться взад и вперёд, ахин ахэр! Бесишься, словно телёнок на лугу! Не дашь папе сосредоточиться! Веаавта эт Адонай… Иди лучше сюда, запоминай молитву! Элоэха бехоль левовеха увхоль нафшеха увхоль меодэха.

- А я и так могу! – сказал Пинхас, - Вешинантам леванэха ведибарта бам бешивтеха беветэха увлэхтеха!

- Нет, вы только посмотрите на этого ребёнка! – умилился Мойшe, - ему четыре года, а он уже знает святой язык! Быть тебе раввином, или, на худой конец, мелaмедом!

- А скажи-ка, ингэле, - спросила Фейга, - ты и вправду всё это понял, что сейчас произнёс?

- Пока не всё, мамеле, - сказал мальчик, - но я же расту!

- Ты уже достаточно вырос, чтобы понимать: нельзя мешать папе молиться! А ну стань рядом и слушай молча!

Некоторое время в комнате раздавался только шёпот молящегося. Наконец, Мойше умолк, встал и, размотав тфилины, принялся укладывать их в чехольчик.

- Фейга, - спросил он погодя, - почему Малка не помогает?

- Она пошла доить.

- А Маня – она что, придёт тебе помогать?

- С таким пузом, пусть уже лучше дома лежит, донашивает нам первого внука! Они с Янкелем вечером зайдут, полакомиться. Как-нибудь сами управимся.

- А сколько будет гостей?

- Восемнадцать, ты же знаешь.

- Это вчера днём было восемнадцать. А сегодня нужно ещё реб Шлёму дер сойфера звать с женой! Возможно, наши будущие родственники!

- Не кричи, Мойшe, - сказала Фейга, - разбудишь мальчика! Грех, конечно, но я рада, что ты не поднял его на молитву. Довольно он вчера намаялся, пускай поспит подольше. Что до реб Шлёмы, хотела б я иметь его в семью, такого уважаемого человекa. И приданое роскошное – сто рублей и все эти платья с перинами. Но, по-моему, Абрамеле был не рад!

- Кто ж будет рад? Только приехал, только в дом вошёл, родных расцеловать не успел – и нате вам, является шадхен! Эта сваха-таки немножечко обнаглела. Или они так мечтают сбагрить свою Фруму? Сколько ей, девятнадцать? Ещё не перестарок…

- Двадцать недавно стукнуло, на три года моложе нашего сыночка. И она-таки вполне ничего себе. Но я видела, хоть Абраша слова не сказал, он негодовал на эту шадхен.

Помолчали.

- Ну, хорошо. Родственники или нет, а пускай вечером все узнают, какая ты у меня стряпуха!  Полезу сейчас в наш книпл, сколько денег тебе достать?

- Не волнуйся, Мойше, не нужно ни гроша! Абрам два рубля дал на угощение – ещё останется! Видел, какую щуку я купила – это же не рыба, это Левиафан! А днём пойдём с Малкой в лавку.

- Два рубля? – повторил Мойшe. – Я гляжу, он-таки прилично себе заработал за эти три года, раз позволяет так кутить. Я гляжу, они там неплохо платят за эту работу – строить корабли!

- Он интересовался, не продаётся ли какой дом в местечке! Вот как он прилично заработал! – гордо сказала Фейга.

- Дом? – задумчиво переспросил Мойшe. – Дом? Я гляжу, он-таки не на шутку собрался жениться!

Послышался шум в сенях, и, лёгок на помине, в комнату вошёл старшенький, Абрам, коренастый крепыш с коротким, прямым носом, карими, как у матери, глазами и густыми каштановыми кудрями, переходящими в курчавую бородку.

- Гут морген, тате, гут морген, маме.

- Ой, - Фейга выронила нож, - а мы думали, ты дома, спишь в своём закутке.

- Слишком много дел, чтобы спать! Мне необходимо поговорить с вами. О чём-то очень важном!

- Ну так говори, - настороженно предложил отец.

- Тате, я надумал жениться! Hе нужно приданого, я сам могу содержать семью. Я кое-чему научился в порту, открою своё дело.

- И на ком ты собрался жениться, если не секрет?

- Заходи! - Абрам распахнул дверь, - вот на ком!

Она вошла и застыла, скромно опустив очи долу – и родительские сердца тоже застыли, а потом упали, рухнули ниже земляного пола. Она была совсем молоденькая – и совсем не похожа на еврейку! Она вообще ни на кого не была похожа из всех известных им людей.  Её можно было, наверное, назвать хорошенькой – если немного привыкнуть сперва…

После долгой паузы, Мойше открыл, наконец, рот: - И где ты её такую достал?

- Она готовила еду, у нас, на верфи. Ты не подумай, я ей всё рассказал – и она стала делать кoшерное, специально для меня и для Вульфа.

- Откуда она взялась?

- Приплыла на корабле, с дальнего берега, из чужих краёв. Она и на корабле тоже готовила. Она хорошо блюла себя с матросами!

- Кто её родители?

- Отец был моряком, в Неаполитанской земле. Он плавал по всем морям и привёз себе жену с другого конца света, с Востока. Жена была очень красивая.

- Почему «был», почему «была»? - нахмурилась Фейга.

- Померли оба, от холеры. Вот тогда она и нанялась варить на корабль.

Все долго молчали. Видно было, как Мойшe собирается с силами.

- Ты что же, - начал он зловеще, - собрался жениться на гойке? На шиксе? Захотел навсегда опозорить меня, мамe, всю нашу семью? Всех своих дедов и прадедов, да блаженна будет их память?

- Тате, я люблю её!

- Люблю, шмублю! Чтоб мне в синагоге никогда больше Торы не читать? Чтоб Малка осталась без мужа? Чтоб Пинхеле не приняли в ешиву? Чтоб мамины подруги переходили на другую сторону, когда она пойдёт в лавку? Ой-вэй мне, зачем только я дожил до этого несчастного дня? Крихн ойф ди глайхе вент! Слушай сюда, мальчишка: или ты завтра же обручаешься с Фрумой, дочерью реб Шлёмы, или я прокляну тебя!

- Oна тоже любит меня, тате!

- Вон из моего дома! – зарычал Мойшe и, мощным кулаком ухватив бороду, вырвал большой седоватый клок. – Вон из моего дома, я говорю!

Опять наступилo молчание.  Девушка стояла бледная, как фарфоровое блюдце, и только переводила взгляд с одного говорившего на другого, не различая слов, но понимая, что пришла большая беда.

- Хорошо, мы сейчас уйдём! – проговорил Абрам побелевшими губами, - уйдём из этого местечка навек! Но сперва, - он обернулся к девушке и прошептал по-русски, - Сперва скажи ему! Скажи им обоим, Кьюнг-Сун!

- Я хо-чу прой-ти ги-юр! – выдавила она заученную фразу на идиш, еле внятно, но все поняли.

Снова повисла тяжёлая, долгая пауза.

- А что, по-моему, очень даже мило, когда у девочки такие раскосенькие глазки, - не слишком уверенно промолвила Фейга.

- Сколько тебе лет, девочка? – спросил Мойшe.

- Тате, она плохо понимает на идиш. Ей шестнадцать.

- Где она ночевала?

- У вдовы Брохи.

- Так отведи её поскорее обратно, пока совсем не рассвело, да захватите с собой побольше еды! И тотчас возвращайся, пойдём к ров Велвелу за советом. И запомни: вас не должны видеть вместе, покуда не подписана ксубе!

 

                                               *          *          *

 

- Эй, Лариска! – сказал я своей жене Ларисе, - е-мэйл пришёл, результаты наши ДНК-овые готовы. Пошли что ли смотреть? С кого начнём – с тебя или с меня?

- С тебя давай! Скорей уже узнать, кто победил: ты или Коган! Он на девяносто восемь процентов только евреем оказался. Вот вам и священник!

- А больше, небось, и не бывает. Нашла, понимаешь, из чего соревнование устраивать!

- Да открывай скорее, интересно же!

- Так, сейчас… Пароль… Теперь сюда… Долго очень у них открывается… Поглядим… сюда вот… здесь! Видишь полосочки – это 23 пары моих хромосом… Так, почти всe хромосомы светло-зелёные… a цвет сей обозначает… ашкеназим – то бишь евреев. Что и требовалось доказать. Ага, и у меня тоже девяносто восемь процентов! Ничья, стало быть. Ну хорошо, смотрим дальше… Эти вот голубенькие кусочки – восточно-европейские. У них тут русские, украинцы, белорусы – вместе все, программа не различает. Почти двa процента моей ДНК…

- А та вон синенькая финтифлюшка?

- Сейчас поглядим… ага, это у меня южно-европейский сегмент.  Испанцы, итальянцы, и разные прочие балканцы. Крошечный кусочек!

- А тот, рыженький?

- Оп! А вот это уже совсем что-то новенькое! Сейчас узнаем… ану-ка? Вот так номер!

- Да чего там, скажи уже!

- Корейские гены, вот чего! Ноль целых одна десятая процента! Вот это сюрприз! Представляешь, выходит, в моём роду корейцы были! Дай сообразить… ноль одна – значит, десять поколений назад! Ранний восемнадцатый век, что ли?

- Ни фига себе!

- Вот именно! Откуда в захолустном, изолированном еврейском местечке взяться корейцу? Или кореянке? Дорого б я дал, чтоб узнать, как всё было! Только ведь никогда этой тайны не раскроешь... никогда…