Марк  Зильберштейн

ТОПОГРАФИЧЕСКИЕ ВАРИАЦИИ   

На пространстве, не слишком обжитом

и на четверть пропавшем из вида,

на простеганном, как одеяло,

кипарисами и самшитом,

олеандрами где попало,

и в асфальт безнадежно зашитом, —

не хватает хорошего гида.

На пространстве, не слишком обжитом,

как всегда в этом климате жарком, —

крепкий запах немытого тела;

и согражданам, потом облитым,

обретение общего дела  —

возвращения славы убитым  —

оказалось бы сущим подарком.

На пространстве, не слишком обжитом,

что дрожит на поверхности глаза

и все больше уходит из вида,

мы как будто обласканы бытом,

заглоталась былая обида, —

по дороге к себе, позабытым,

ищем входа, удобного лаза.   

Сентябрь 2009

ВЧЕРА,  СЕГОДНЯ ...

                            Блажен муж, не ходящий на совет нечестивых...

                            Псалом 1:1                                                          

Стучат свои реляции "юннаты".

Газетчики, построив мастерство

на принципах, усвоенных когда-то,

испытывают стыд за статус кво

и тут же... выдают координаты

тех, кто его нарушит, — каждый дом,

времянку, двор, отдельный вход в квартиру

пометив пиктограммой: "вызов миру" —

вполне варфоломеевским крестом,

едва замаскированным для вида

под здравомыслие и "щит Давида".

Игра все той же и крапленой картой.

Зачем же не тускнеет мастерство?

Ведь двадцать лет сидевшие за партой

мы вроде помним прежний статус кво,

а к нынешнему если присмотреться —

не поселенца  страшно — эритрейца!..

Да Бог с ней, с прессой, с этой старой скво,—

она верна традициям: хоть тресни,

для слова правды не откроет рта.

Она  — воспитанница Красной Пресни

и врет краснея, даром что желта.

С лицом всезнающего детектива

(копал и докопался до основ),

она свистит — и на страницах чтива

опять бородачи из страшных снов —

народ высоток, гоблины холмов,

уродливые тролли нарратива,

который обращен к другим, не нов

и пет с чужого голоса. Ретива

риторика — пастозна и густа,

как алебастр. Это неспроста:

в лукошке — сказки, ходкие на диво,

оплата начисляется с листа.

(И оплетенному такой оплатой

уж как не погонять народ патлатый).

Желая выслужиться (мол, радива)

и презирая формулы псалмов,

скорей спешит "наставница умов"

в собранье ей подобных, нечестива.

Не помня кантова императива,

торгует брендом: "чудища с холмов"…

Все неизменно низменно, подлей —

не будет: миротворческий елей

и лак для совести, разъеденной парнями,

которых нету силы гнать взашей.

Облюбовали схему: "тех же лжей,

пускай пожиже, все равно подлей".

Увы, они питаются корнями —

тли, из семейства настоящих тлей!

26 июня — ноябрь 2012

ПОД ПАЛЬМОЮ СИОНА

Закатный луч играет на гребенке

зеленой лопасти, гребущей воздух…

Подумать только, все из-за бабенки!

Одной дрянной бабенки. И прохвостов…

В сотруднице важней всего — контактность.

Разрушить "химию" — себе дороже:

босс выбрал свой "десерт", сама бестактность —

сорвать сеанс его сановной дрожи.

Ведь он, пусть это нам и не по нраву,

работает (и отдыхает) сдельно,

и все, что видит глаз его, по праву

принадлежит ему. И безраздельно.

Он бодр и крепок, лишь его сединам

поручено, чтоб он казался старше.

Тому, кто избран первым гражданином,

все лучшее — машины, секретарши.

Обидь такого — и конец карьере.

Собственноручно ей конец положишь.

Приблизить же... его конец (по мере

его движений) — да, ты это можешь!

Коктейль эмоций, мутный их осадок

задвинь на время глубже в морозильник.

Ишь, одурел от этих "гладких" взяток.

Но он за все заплатит, тварь, "насильник",

ничтожество! При флаге и при гимне —

на должности живого реквизита.

Одних покрыл, паскудствует с другими.

Она его раздавит, паразита...

Закатный луч играет на гребенке

зеленой лопасти, гребущей воздух.

Ладонь начальника в трусы к бабенке

проскальзывает гладко, без загвоздок.

Июнь 2012

РАССУДИЛ

Советник Вайсс бумаги проглядел

и рассудил, что наш наркоминдел

пойдет под суд, раз дело "судоходно".

При этом тут же разъяснил охотно,

что наркомат для кадра под судом (!)

зарезервирован. Опять дурдом!

НЕПОСТИЖИМОЕ

Он в камеру смотрел, серьезнолицый,

чуть снисходительный и благосклонный

к наивным миротворцам-неофитам:

"Я заявляю вам как мэр столицы,

что мысль отдать восточные районы —

безумие!" И, освещен софитом,

он продолжал, все с той же интонацией,

входил в подробности — и было страшно...

Сегодня он — премьер и лидер нации

и тем же людям говорит отважно:

"Коль все, до сантиметра, отдадим —

наступит мир. И он необходим!"

ХАМСИН

Горизонт, диковатый, зловещий,

обмотанный мутной пленкой

цвета молочной смеси,

как бы еще беззвучно погромыхивает  заслонкой

"огненной пещи",

заслоняя суть происходящего в поднебесье.

В общий дыхательный резервуар

всех, пребывающих в коме,

или в истоме,

и прочих — вменяемых и достойных

(почти как праведники в Содоме) —

законопослушных жильцов —

сыпанули белого порошка.

А теперь: внимание!

По заявкам неведомых лиц,

прописанных в нашем национальном доме,

звучат в исполнении хора лжецов

успокоительные разговоры

о преодолении пропасти в два прыжка.

Система раннего предупреждения

объявлена устаревшей морально.

Как артефакт ушедшей эпохи

ее сдали в музей, прикрепив табличку:

"система раннего предубеждения".

2012

***    

                                               Ощущать себя целым народом…

                                               Из песни

Ковы-оковы

вседневности бестолковой...

Считать себя сыном страны, народа —

завышая себе цену

(самому и доплачивать за добавленную стоимость).

Чтобы однажды,

когда страна, народ выйдут на авансцену,

разделить незавидную участь —

быть всеобщим посмешищем.

Или пугалом.

Поднять с земли

маленький, круглый, пушистый,

как мяч для игры в теннис,

набивший оскомину тезис —

о том, что пространство без Бога — убого.

И, отбросив "гроздья гнева" и прочие в том же духе

барочные завитки и красоты слога,

вслушаться в смысл шкурного монолога,

пересыпанного условными предложеньями, —

ибо нет в этой речи Бога ни одного благородного жеста,

но только брюзгливый и однообразный язык шантажиста:

"... и станете жить-поживать.

А вздумаете отстегивать чужим паханам —

пропадете, уж это я вам обещаю, хана вам!

Лежать вам по рвам и канавам:

не буду я вас крышевать."

Весна  2012

ЧАСТНОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ

(праздничная версия на Хануку с рифмами и руганью)

Вот и пришлось нам опять солоно.

Где бы теперь водицы напиться?

И как это вышло, что меньшее из зол оно —

выпустить 104 убийцы?

А управляющий земшаром

(он же и.о. вседержителя мира)

поздравил израильского премьера

с мужественным шагом.

Шагом ожиданным и уж на что рутинным —

да все равно подлым, преступным и беспардонным!

Любо же нам, богоизбранным кретинам,

заслушиваться бархатным бас-баритоном

того, кто давно никакой не лидер.

Он — аутсайдер, таким и кажется.

Беспринципный и ненадежный, он — мелкий дилер.

Слизняк. Растертая кашица.

Что-то и хор приумолк (а ведь был неистов) —

о верховенстве закона.

Да гряньте же здравицы в честь юристов,

мужественных судей Сиона!

И все же мужественнее всех  — народ:

он поджал губы, закрыл свой рот

и мужественно принял свою судьбу.

Вот и угадайте: что написано у него на лбу?

Ноябрь 2013

НАМ ГОВОРЯТ

Нам говорят: "Вы принесли культуру".

Увы, она сродни складному стулу,

захваченному в спешке перед пляжем:

понадобится вряд ли — там, где ляжем.

ALLEGRO MA NON TROPPO, С РАЗДРАЖЕНИЕМ И В ПРОЗЕ

                                                                Александру Карабчиевскому

                                                               Уйдут остатки жалких поколений

                                                               К теплу и солнцу, на далекий юг.

                                                               В. Брюсов

Поговорим же о нас, грешных.

Помятых, подержанных и небрежных.

Подержанных, потому как были в обращении.

Но веру не переменили,

а просто утратили свою (если была)

"в глухой провинции", под небом, раскаленным добела.

Помятых, подержанных и небрежных —

на небрежных набережных

и грязноватых улицах Бат-Яма и Тель-Авива

подбирающих крохи нерусского нарратива;

заселивших Средиземноморье,

но упорно предпочитающих пиво

красному вину.

Я говорю: оглядитесь!

Я и себе ставлю в вину,

и себя призываю всмотреться

в стремительно уходящий ландшафт,

на глазах темнеющий от эритрейца.

По утрам в автобусах

нас  еще окружают

сефардские девушки, читающие псалмы,

беззвучно шевелящие губами.

Проникает ли их ум в плотные слои смысла,

наросшие за века?

Что-то же было до нас и здесь — кроме сыпного тифа!

И это море так же к берегу гнало волну.

Зачем же, нервно прикрываясь от света

или делая руки в "замок"

(где-то,  в углу подсознанья,

промельком стертой картинки, вроде дагерротипа, —

пробковые шлемы, панамы, широкополые шляпы,

перчатки и зонтики, белые платья дам,

медлительный паровичок на станции в Яффе

выпыхивает дымок),

зачем, ухватив слабым зрением

и не вовремя сранивая слюну

при виде почти ненароком показанных бедер

полуголой малолетки,

волновать свои видавшие виды клетки?

Испытывая неуместное беспокойство в паху,

запускать в голову чепуху?..

А строгие девушки еще читают псалмы

и шевелят беззвучно губами...

Друг мой, не презирайте построившего дом собственными руками.

Не презирайте обживающего холмы.

…А наши помыслы, греховны иль чисты, —

лишь путевой блокнот, чьи мятые листы

хранят случайные "тропические" виды,

где пальмы и песок с фрагментами туземок.

Но папки тощие нечаянно набив,

все эти оттиски уже идут в архив,

как те, тогдашние, — сплошные неликвиды:

на тех и на других — не развязать тесемок.

Май 2013

АЭРОПЛАНЫ ПРОПЛЫВАЮТ

Аэропланы проплывают

во всякое время суток.

Но с наступлением темноты

это зрелище много эффектнее.

Ночь стоит поблизости, выгнув спину, и выжидает...

И вот: еще находясь за кадром,

но с каждой долей секунды

нарастая ударной волной,

он выдавливает пространство,

раздирая в клочья

неплотное полотно тишины,

заглушая привычные жалобы на ограниченность бытия.

Теперь он — абсолютная доминанта.

У него хищное тело, акулья морда.

Наряженный, как новогодняя елка,

нечеловечески безразличный,

он игнорирует всех:

бледный задник вечернего неба в отточиях звезд;

очертания дюн; силуэты

многолопастных пальм; вымпела

банановых листьев; сталагмиты

кипарисов, облепленных тесной хвоей;

стремительно стоящую тую;

незримо усыпанные желтками

типуаны и облаченного в пурпур

"бобового короля" — делоникс;

наши жилища, отмеченные огнями.

Очевидно, помимо наших хотений,

мы все для него — лишь тени.

И мы бесплотны.

Аэроплан проплывает,

его проявления беспилотны.

Июнь 2012, Кирьят-Шарет

***

                                                                  Татьяне и Льву Гордонам

Любезные друзья! Скажите, вы простили?

Я вас хочу принять — в провинциальном стиле,

в просторном атриуме, а не в перистиле:

вино, оливки, сыр — и Средиземноморье.

Ну как, приедете? А то, на богомолье,

к нам в гости все одни поеденные молью.

Читаю Бродского. Увы, он стал понятен.

Мне в помощь зеркало: наплыв пигментных пятен,

наростов, выбоин, припухлостей и вмятин.

Читал бы Кушнера — хоть Бродскому неравен

и чудо как фальшив, зато уж благонравен!

Да ладно, пусть его живет, в отчизне славен.

Читаю Лосева (нетрудно догадаться:

опять! — покойника, и тоже ленинградца).

Вот кто был мастером, успевшим наиграться.

И мнится: лишь у вас, на берегах Гудзона,

осталась лирики беспошлинная зона,

где стихотворец сам — уместная персона.

Он верен умершим, но состоит бессменно

на службе у того, что длится безымянно.

Успеет ли назвать?.. Читаю Гандельсмана.

Октябрь 2013

                   ~~~~~~*~~~~~~

Оглавление журнала "Артикль"               Клуб литераторов Тель-Авива