Известный шумерский писатель Утнапишти оторвался от стелы с неоконченной поэмой "Богиня Эа и ее любовники". "А, это ты, Урук. Входи". Утнапишти поднялся навстречу гостю, стряхивая с коленей осколки камней. Урук, начинающий писатель, почтительно поклонился, снял со спины корзину из ивовых прутьев, и принялся раскладывать на полу глиняные таблички с черновиком эпоса.
     - Ну, посмотрим, что ты тут принес. А, приключения Гильгамеша, - Утнапишти посмотрел на ровные ряды клинописных знаков, - я бы посоветовал тебе, урук, вытесывать твои работы на камне. - Но почему? На глине писать так удобно! Смочишь тряпищу, сотрешь написанное, и пишешь снова! Это, конечно, пока не обожжешь. Уж если обжег, тогда все.
     - Пиши по камню. Сопротивление материала больше. Я вот три года над каждым знаком думаю. Черновики топором исправлять приходится. А у тебя перо летает по глине, фраза выскакивает раньше, чем ты успеваешь ее как следует обдумать. И потом, эти ровные ряды и столбики клинописи создают иллюзию законченности произведения. Два раза переписал, обжег, и готово.
     - Хорошо, мастер.
     - Молодые писатели думают, что создавать эпосы легко. А получается неугодная богам ахинея. Посмотри вот сюда, - Утнапишти ткнул в рукопись тесаком, - это что за божок Шеш Беш? Уж если ты ввел его в повествование, пусть работает на сюжет. А он у тебя статист. Пусть ссорится с Энлилем или Гильгамешем.
     - Хорошо, любимец Энлиля.
     - И потом, Урук, эту историю я уже где-то слышал. Боги разгневались на людей и наслали на землю потоп. Да, определенно, это уже было. Только главный герой носил другое имя, совсем короткое. Кроме того, Урук, в твоей поэме полным-полно аккадских заимствований. Никто ничего не поймет, их следует объяснить.
     Урук обиженно засопел, собрал таблички в корзинку и, не попрощавшись, зашагал к выходу.
     "Утнапыштер, - злобно думал он, продвигаясь в сторону городской стены, - "Никто ничего не поймет!" А у самого, что ни знак, то загадка. Сколько раз ему писали: любимец богов, мы ничего не можем понять! А он говорит - это аллюзия!"
     "Наглый мальчонка, - мрачно размышлял Утнапишти, - теперь всякий лезет в литературу. Клинопись-глинопись! За камень мы платили ослами и волами, а глина бесплатная! Конечно, в пойме Евфрата глины, как грязи. Да что ослы и волы! Мы платили за это искореженной жизнью! Руки болят от топора и тесака, каменная крошка скрипит меж зубов, жена сердится, дети... ( В соседней комнате раздался оглушительный детский визг). - Ну, как, как объяснить ему, что его поделки не вторичны даже, а двадцатеричны?".
     Урук шел по дороге. Ивовые прутья больно царапали ему спину. Пот струился меж лопаток. Он слышал, как стучат друг о друга драгоценные таблички с рукописью, как стираются слова, в муках рожденные этой ночью при тусклом свете масляной лампы.
     - А ну ее к Кибеле-матери, эту литературу! - Урук швырнул корзину в канаву, - пойду к знакомой блуднице, может, даст бесплатно по случаю праздника!
    

Оглавление     Солнечный Остров