Кто правит снами в этом пекле,
какие тайные пружины?
Зачем мне контур в небе блеклом
снегоуборочной машины,
обледеневшая криница,
автопортрет ручья лесного
да лыжник, мчащийся, как птица,
по трассе спуска скоростного?
Добро бы - лип столетних тени
и доски мокрые купален…
Но Оператор Сновидений
умышленно парадоксален.
Его успехи тем вернее,
чем ночь усердней жаром пышет.
А то, что кто-то коченеет,
его нисколько не колышет.
А коль рискнёшь невнятность цели
вменить в вину Творцу Системы,
тебе бураны и метели
втолкуют, чьи это проблемы.
Дитя
И тот, кто честно ошибается,
И тот, кто вредничает, - врут:
не беспричинно улыбается
четырехмесячная Рут.
Её ухмылочка беззубая
тебе в союзницы дана
в боях с действительностью грубою,
чья сущность вовсе не смешна.
В глазёнках этих, как вечерняя
звезда над пропастью во ржи,
мерцает мысль неизреченная
альтернативой всякой лжи.
С недетской страстью потаённою
дитя велит себя беречь,
как истина новорождённая,
ещё не втиснутая в речь.
* * *
"- Маленькая девочка,
скажи, где ты была?"
Из английского фольклора
- Старенькая тётенька,
скажи, где ты была?
- Летала в самолётике
в тот город, где росла.
- Там лепят бабу снежную
и пьют с вареньем чай?
- Там даже молвить некому
ни "здравствуй", ни "прощай"…
* * *
"Я вернулся в мой город, знакомый до слёз..."
Осип Мандельштам
Я вернулся в мой город, который исчез,
Потому что лишился привычных чудес,
Хоть наружно неплох - не поблек, не зачах,
Раздобрев, как холоп на господских харчах.
Он - туристский объект, он в гранит облачён,
Он ЮНЕСКО в проект пацифистский включён,
И на бабу с веслом наведён марафет,
И над пекла жерлом возведён парапет.
И, как встарь, листопадом бульвар занесён,
Где с Альцгеймером рядом бредёт Паркинсон.
Но меж лип, где заветная вьётся тропа,
Чью-то тень безответную топчет толпа.
И глядишь ты с тупым удивленьем вокруг,
И зачем-почему, понимаешь не вдруг -
В приднепровский песок не вминается след.
Ты вернулся в свой город, которого нет.
* * *
Маманя Саньки тётя Валя,
Квартировавшая в подвале,
Его с фельдфебелем Фон-Валле
Демонстративно прижила.
Но, обойдясь без алиментов
И без излишних сантиментов,
К неудовольствию клиентов,
В детдом, однако, не сдала.
А интурист из Карл-Маркс-Штадта
Возник уже в семидесятом.
Он улыбался виновато
И, покосившись на кровать,
Вручил абхазских роз букетик
И с апельсинами пакетик,
Взглянул на отпрыска портретик,
Но не остался ночевать.
Отец и сын во сне храпели,
Один - в тюрьме, другой - в отеле.
А тётя Валя, встав с постели,
Хватила стопку первача.
В окне клубилась ночь сырая,
Мигали звёзды, догорая.
В саду белел посланец рая,
Как незажжённая свеча.
* * *
С вёслами,
Которые толще твоих рук,
Ты бредёшь, увязая в песке.
Лодку, истомившуюся в неволе,
Спускаю с цепи,
Как собаку.
Блики солнца
Скачут по дну,
Пугая мальков.
Кружит голову
Устойчивый запах
Смолёного дерева
И зацветшей воды.
Рывками,
Под нутряные стоны уключин
Несёмся, как бешеные.
Но можно
ещё
прибавить...