Владимир ДОБИН

11 СЕНТЯБРЯ

Поэма
1. Трепещут кленовые листья на бруклинском стылом ветру. Багряно-зеленые кисти в горящий букет соберу. Есть в пламени этом осеннем, которое не оберечь, и горечь несовпадений, и радость негаданных встреч, и вдруг все накрывший, как тенью, мой страх (вам еще невдомек), что, может, сегодня последний спокойный погожий денек, а эти дома за холмами, и лес, и туманная даль навеки прощаются с нами - и мне их до ужаса жаль. 2. Последнее дело - прощаться, кому что недодал, считать. Давайте-ка лучше встречаться, долги и обиды прощать. Покажется вдруг на минуту - ты весел, удачлив, богат, и все, что одолжишь кому-то, вернется с лихвою, стократ. Лишь верь - и в себя, и в удачу, и, словно судьбы не боясь, живи не как все, а иначе: лети - в неназначенный час, читай - что от прочих сокрыто, считай - не богатство, грехи, беги - от себя, не от быта, тогда и родятся стихи. 3. Да ну их, стихи... Может статься, что вовсе они не к добру. Кто нас надоумил ввязаться в смертельную эту игру? Все на кон поставлено, будто и берег наш, и волнолом, закрытые в эту минуту от глаз серебристым крылом, и узкий сапог италийский, и катер вон там, вдалеке, и к югу летящие низко, как тень на прибрежном песке, журавлики - клин говорливый, приметный в полуденный зной, и сам я, свободный, счастливый, вот здесь, в самолете, с тобой, как будто бы на кон все это поставлено - бедам назло. И, щурясь от яркого света, "Дай Бог, - скажешь, - чтоб повезло..." 4. О Господи, разве не чудо - весь в долларах мятых асфальт. Они, словно листья, отсюда вот-вот за Гудзон улетят. А мир, словно город, расколот - уже нам его не собрать. И падает пепел за ворот, на полки, где вечно лежать ему - в назиданье потомкам - в провалах погасших витрин, чтоб мы не забыли о том, как мир хрупок, и мал, и любим. О, Господи, это же надо - здесь все, что не символ, то знак: и эта - в листочках - ограда, и девушка эта - в слезах. А сверху, как будто нарочно, реклама: "Весь мир - это гольф". Как сказано страшно и точно. А впрочем, все ясно без слов. 5. Кто бы знал, что приметы не сбудутся, кто бы знал, что пути не сойдутся, когда разом нью-йоркские улицы вдруг оборвутся. Стой! Уперлись мы в зону смертельную - как оттуда пахнуло смердяще! Это что-то, казалось нам, запредельное, а гляди - как оно огнедышит мертвяще. И стоим, не дыша, у обвала бродвейского, а листки на ветру, словно письма, промокли. Ни с английского не перевести, ни с еврейского этих - в трауре - стен, этих лиц, этой боли... 6. С тех пор не прошло даже года, а город и чист, и умыт. И лишь водосток в непогоду как будто бы плачет навзрыд. Пожухли цветы. Снова ярки огни разноцветных витрин. Лишь выцветший штемпель на марке да в небе негаснущий клин напомнят о прошлом, да фото, где мы на Бродвее вдвоем, и словно бы чудится что-то, и каждый - о чем-то своем. Нью-Йорк снова шумен: евреи, индусы, арабы - и страх забыт, лишь то самое время застыло на мертвых часах.
21 августа 2002 г.


 

 


Объявления: