Александр Танков

Из цикла “ПЛЯСКИ СМЕРТИ”


Збися див, кличет верху древа

(“Слово о полку”)  




ПЛЯСКА НИЩИХ

Тусклой люстрой трехрожковой
Светит небо надо мной.
Я стою у подростковой
Пирожковой на Сенной.
Пахнет серым, сирым небом,
Тем, чего не избежим –
Жалкой пайкой, черствым хлебом,
Пахнет временем чужим.
Это запах новой жизни,
Это запах старой лжи…
По отчаянной отчизне
Панихиду отслужи.
Сумасшедшая шарманка,
Подоплека бытия,
Наркоманка, нимфоманка,
Подколодная змея!
Слезла с неба позолота,
Кожу сбросили дома.
Допетровское болото,
Вьюга, музыка, чума.
Воротник бобровый спорот.
Обветшал багровый город,
Город – призрак, город – мрак…
У него, наверно, рак.
Он стоит, как старый нищий,
Тянет лодочку руки,
И царапают о днище
Пальцы цепкие реки.
 

ЯБЛОЧКО. МАТРОССКИЙ ТАНЕЦ

Это – вьюга, это – крест.
Это – Луга, это – Брест.
Это – церковь понарошку
Превратили в домкомбед.
Это – дворник нашу кошку
Приготовил на обед.
Бесконечная зима
Сводит запросто с ума.
Если утром на Разъезжей
Ты увидишь след медвежий –
Значит, все еще январь.
Сурик, жмурик, киноварь.
Повтори, как ту таблицу,
Что учили в первом «Б»
Черно-белую столицу
С папиросой на губе.
Матросня утюжит клешем
Разухабистый бульвар.
Если хочешь о хорошем –
Рублик, бублик, самовар.
Если хочешь о плохом –
Кукарекай петухом.
Вот дымят печные трубы.
Не подняв тяжелых век,
В подворотне скалит зубы
Крысоволкочеловек.
Он вернулся с Мировой
Хуже язвы моровой.
- Дай погреться у костра,
Изувеченный!
Отоварился с утра
Человечиной.
Вот Венера, вот Луна.
Вот фанера, вот стена.
Холод, голод, черный ход.
Всех нас выведут в расход.
Будет каждому по вере.
Это – люди, это – звери.
Снизу – хляби, сверху – твердь.
Слева – правда, справа – смерть.
 

БЕЛОЕ ТАНГО

Когда мы шли через Сиваш,
И берег черный
Кидался под ноги – я ваш
Слуга покорный! –
Цеплялся, голося – Я друг! –
За край шинели,
И звезды падали вокруг
Крупней шрапнели.
Когда ворочался январь
В протоке узкой,
Читала вьюга нам словарь
Советско-русский.
Но шло учение не впрок
Степному скифу,
Сполна платившему оброк
Сыпному тифу.
Поземка мерзлую звезду
На хлеб меняла…
Так в девятнадцатом году
Земля линяла.
 

ПОЛОВЕЦКАЯ ПЛЯСКА

Степная сыпь, сыпная степь,
Огни в ночной степи.
Земля посажена на цепь –
И сорвалась с цепи.
Земля посажена в острог –
И выломала дверь.
И вышиб дно, и вышел в срок
Тысяченогий зверь.
Где завивал телеграфист
Кудрявые стишки –
Расстрельный лист, разбойный свист,
Кровавые тиски.
Где повторяли три сестры
Свое «В Москву, в Москву» -
Горят махновские костры,
Белеет смерть во рву.
Где пропивали стыд и честь
Чумные города –
Несет на копьях смерть и месть
Чингизова орда.
Теплушки лузгают зарю.
Написано давно
Письмо советскому царю
От Нестора Махно:
Ты – смерть и тлен, ты – сушь и ложь,
Ты – злая вошь Кремля,
Я – острый нож, живая рожь,
Я – мать-сыра земля.
Ты зажимал страну в тиски,
Я – жил и воевал,
Крестьянской ярости ростки
Я кровью поливал…
Среди кровавого жнивья,
И выжженных лесов
Ползет железная змея,
Поет железная змея
На триста голосов.
Еврей в простреленном пальто
Идет по головам…
Не понимает он – за что
Такая власть словам?
Зачем о прошлом говорить?
Мелодия стара.
Зачем пытаться прикурить
От мертвого костра?
Затем, что катится страна
По прежней колее,
Сыпного страха семена,
Канкан на солее.
И полдень сер, и вечер хмур,
И кровью пьян восход.
И скоро выцветший гламур
Отправится в расход.
Где скалит воровской общак
Улыбку в сто карат,
Там Гзаку говорит Кончак:
Пора за дело, брат!

И отвечает брату Гзак:
Большой нас ждет улов!
И меч остер, и автозак
На тысячу голов.
Засеем смертью те поля,
Что не понять умом…
О, где ты, русская земля?
Ты скрылась за холмом.
В ветвях деревьев кличет див,
Кричит глухой совой,
И едет раненый комдив
С поникшей головой.
Он был в аду, он был в раю,
Он в сердце носит ад,
Он задержался на краю
И песню страшную свою
Поет на новый лад.






оглавление номера    все номера журнала "22"    Тель-Авивский клуб литераторов







Объявления: